В. Брандт
России отданная жизнь
В мае 1993 г. в изумительно красивом маленьком тихом городе Кобурге, столице Верхней Франконии (Германия), впервые проводился фестиваль, посвященный выдающемуся русскому трубачу, композитору, дирижеру, педагогу Василию Георгиевичу Брандту. Почему именно в Кобурге? Потому что Вилли (Карл Вильгельм) Брандт родился именно в этом городе в
Брандтовский фестиваль в Кобурге (через 70 лет после смерти Василия Георгиевича) имел очень большой резонанс в городе, хотя, честно говоря, это был в большей степени фестиваль-открытие, ибо практически никто ничего не знал о выдающейся деятельности немецкого музыканта в России. И поскольку Брандтов в Кобурге - как Ивановых в каком-нибудь российском городе, нам так и не удалось выяснить, где именно он жил, а попытка найти родственные связи привела к тому, что после моего выступления по местному телевидению несколько десятков людей доказывали свою причастность к российской знаменитости.
В фестивале принял участие интернациональный брасс-септет, который представляли такие выдающиеся немецкие трубачи, как Эдвард Тарр, Макс Соммерхальдер, Ханнес Лейбин, Дэвид Макноттен. С русской программой выступил знаменитый трубач Маттиас Хёфс, брасс-квинтет из Санкт-Петербурга, солист оркестра Большого театра Борис Шлепаков, а также Пражский симфонический оркестр со скрипичным концертом П. Чайковского (солист Евгений Бушков), и его же Пятую симфонию оркестр исполнил под управлением Андрея Борейко.
Конец XIX - начало XX в. в России были временем становления русской исполнительской школы духовых инструментов. Со времен Петра I, придавшего музыке государственное значение, а также явившегося создателем военно-оркестровой службы в России, практически во всех оркестрах и учебных заведениях основные должности занимали иностранцы. В основном это были выходцы из Германии, Чехии, Австрии, Италии, Франции. Поэтому желание В.Брандта поехать в Россию было абсолютно естественным, и он принял приглашение дирижера Р.Каянуса занять место первого трубача в филармоническом оркестре Гельсингфорса (ныне Хельсинки). Там же в бывшей русской провинции В. Брандт начал и свою первую педагогическую работу на музыкальных курсах.
Вскоре, в
Вскоре произошел перевод первого корнет-а-пистониста профессора Марквардта в дирижеры сценического оркестра, и В. Брандт был утвержден солистом-трубачом. Надо сказать, что в это время исполнители на корнет-а-пистоне и трубе имели существенные отличия в требованиях к звуку и технике, по-разному строилось их обучение и в учебных заведениях. Стоит посмотреть трубные и корнетовые партии в операх и балетах П. Чайковского, в музыке Г. Берлиоза и других композиторов, чтобы понять различия в трактовке этих инструментов. Но музыка Н. Римского-Корсакова, Р. Вагнера, а затем Р. Штрауса, А. Скрябина, С. Прокофьева и Д. Шостаковича требовала от исполнителя совершенно нового качества игры. И В. Брандт был одним из первых трубачей, который стал очень искусно совмещать игру на корнете и трубе. Этот же поворот произошел и в педагогике. Все больше трубачей могли играть и большим, ярким и мощным звуком, а также владели и тонкой «корнетовой» виртуозностью. Можно сказать, что В. Брандт был одним из первых.
Мне повезло в том, что в то время, когда я начал интересоваться личностью В. Брандта, еще была возможность разыскать людей, хорошо знавших его лично или обучавшихся у него. В Саратове это были Н.Н. Сырнев, А.Т. Иванов, М.М. Майоров, в Уфе - Г.Н. Ивашкин, в Москве - легендарный ученик В.Г. Брандта Петр Яковлевич Лямин, для которого были написаны партии корнета в знаменитых балетах И. Стравинского «Петрушка» и «Жар-птица» (П.Я. Лямин с большой гордостью показывал мне контракты с С. Дягилевым на участие в «Русских сезонах» в Париже). П.Я. Лямин в своих воспоминаниях о В. Брандте писал: «Среди солистов Большого театра он не знал себе равных по силе, красоте лирико-драматической кантилены. Звукоизвлечение его поражало широким диапазоном: сверкающие верхние звуки, бархатистое, насыщенное mezzo voce и, наконец, глубокий баритональный нижний регистр. Его соло вызывало всеобщее восхищение и симпатии всего оркестра, а также преклонение всей группы трубачей и корнет-а-пистонистов, работавших с ним в то время в оркестре Большого театра, - Путкамера, Фромана, Маквардта, Табакова, Степанова. Потрясли его бурно - пламенные кульминации, патетическая экспрессия, поэтичность фразировки».
«Впервые я слышал игру В. Брандта, - продолжал П. Лямин, - в 1905 году в Большом театре на инвалидном концерте, который устраивался ежегодно как в Санкт-Петербурге, так и в Москве. Собирались все военные оркестры Московского гарнизона на сцене Большого театра под управлением С. Рахманинова. После «Шествия горного короля» Э. Грига исполнялся «Славянский марш» Чайковского. В последней заключительной теме вступил весь духовой оркестр Московского гарнизона, и вот взлетели мощные красивые звуки Брандта в заключительной теме кульминации, и мы все, стоящие на сцене, были ошеломлены таким преподношением звука. Я обратился к своему капельмейстеру, профессору Московской консерватории известному валторнисту Ф.Ф. Эккерту с вопросом: «Кто это на трубе так богатырски могуч?», и он с любовью, улыбаясь, ответил: "Господин Брандт"».
Сам Брандт часто рассказывал эпизод, как после исполнения сигнала в сцене в казарме из оперы «Пиковая дама» на сцену Большого театра пришел П. Чайковский, расцеловал его за отлично сыгранный сигнал и подарил свою фотографию с теплой надписью.
Много В. Брандт играл в симфонических концертах РМО. Особо отмечалось исполнение им партии высокой трубы в си-минорной Мессе И.С. Баха, которую он исполнял на обыкновенной трубе строя В фирмы «Геккель».
В числе первых русских музыкантов-духовиков он стал известен и как солист, и как камерный исполнитель. Известно, какой большой резонанс вызвало исполнение в Москве известного септета для фортепиано, двух скрипок, альта, виолончели, контрабаса и трубы Ми-бемоль мажор К. Сен-Санса 16 ноября
«Русская газета», рассказывая о лучших музыкантах концертного сезона 1895/96 года в Москве, писала об исполнительском стиле В. Брандта: «У него очень приятный тон, легкий амбушюр, отлично приспосабливающийся как к кантилене, так и к техническим трудностям. Техника у него до того сильная, что по временам приводит слушателей к удивлению. Так, в известном «Венецианском карнавале» Арбана все пассажи выходят у него точно вычеканенными, а каденции поражают блеском виртуозного шика. Изяществом тона и благородством фразировки Брандт дарит в «Концертино» Герфруа и в некоторых пьесах Гоха. В передаче их у артиста много увлечения, оправдываемого смыслом композиции, а также музыкальной строгости, особенно проявившейся в «Концертном рондо» Мертена...»
Неоднократно отзывался об игре Брандта и выдающийся русский трубач М.И. Табаков, говоря, что «мы все учились играть у Брандта». Много лет М.И. Табаков играл вторую трубу в известном в Москве квартете - Брандт (первая труба), Табаков (вторая труба), Путкамер (альтгорн), Липаев (тромбон).
В
В это время В. Брандт много сочиняет. И сегодня невозможно найти ни одного трубача, ни в одной стране мира, где бы не игрались его «34 оркестровых этюда» (посвященные еще одному выдающемуся «русскому немцу» А.Б. Гордону), «Последние этюды», его два известнейших концертштюка фа минор и Ми-бемоль мажор, квартет для 4 труб «Сельские картинки». К сожалению, очень много его сочинений пропало. В их числе - 15 вокализов, которые исполняли практически все его ученики, «Концертная полька» для трубы и фортепиано, 3 квартета для медных инструментов, квартет «Охота» для двух пистонов, валторны и тромбона, серенада «Спокойной ночи» для пистона и фортепиано, «Балетные сцены» для трубы с симфоническим оркестром в форме вариаций, Марш для двух труб. Не исполняются его «Колыбельная» и многие великолепные аранжировки для духового оркестра, в частности «Свадебное шествие» из оперы Н. Римского-Корсакова «Сказка о золотом петушке».
К счастью, время от времени что-то все-таки находится. Так, например, совсем недавно удалось обнаружить ноты октета, написанного Георгием Конюсом в
С.К. Экснера для исполнения всеми профессорами кафедры духовых инструментов (В.Брандт исполнял партию трубы). Позже обнаружилась афиша с исполнением в Саратове «Колыбельной» не в сольном варианте, а квартетом медных (Иванов, Шевченко, Грузинский, Пацевич).
В сентябре
Одним из первых выпускников В.Г. Брандта в Саратовской консерватории стал Александр Тихонович Иванов, много лет проработавший солистом филармонического симфонического оркестра. Александр Тихонович рассказывал мне, как на одной из репетиций, где он исполнял партию 2-й трубы в Шестой симфонии А. Глазунова, дирижировал сам Глазунов. В первой части этой симфонии есть доминирующая фраза, проходящая поочередно у всех солирующих духовых. И вот на репетиции Александр Глазунов обратился с просьбой к профессору Брандту сыграть эту фразу для всех как идеальный пример фразировки.
Педагогические методы и приемы В.Г. Брандта заслуживают более полного рассмотрения. Василий Георгиевич, отечески расположенный к своим ученикам, был всегда очень внимателен и ровен в общении, но как истинный немец требовал аккуратности, систематичности и прилежания. О каждом ученике вел записи в специальном журнале. Никогда не жалел времени на повторение уже пройденного материала, продолжая совершенствовать детали. Он никогда не переходил к новому учебному материалу, пока предыдущий не будет освоен досконально. «Гаммы нужно играть каждый день, - внушал Василий Георгиевич, - они как хлеб насущный». Бывало, после летних каникул студенты приходили на первый урок не в форме, и Василий Георгиевич, несколько преувеличенно жестикулируя, журил своих учеников, с большим акцентом говоря: «О, как вы одичали!» Занимаясь со всеми, не считаясь со временем, он после уроков часто играл сам. Вынув из жилетного кармашка свой мундштук, он иногда на первой попавшейся трубе восхищал слушателей мастерским исполнением, благородством тембра, необычайными контрастами - от еле слышного пианиссимо до беспредельного форте, при этом скромно отвечая ученикам: «Ну, вот примерно так». В процессе урока он тщательно объяснял способы взятия дыхания, особо обращая внимание на положение и работу диафрагмы, объясняя, как нужно играть тот или иной пассаж, этюд или упражнение. Во время урока Брандта часто в качестве примеров звучали первоначальные упражнения из «Школы» Ж. Арбана, и все поражались, не узнавая и таких легких и изрядно надоевших упражнений, которые, оказывается, могут звучать с таким изяществом, вкусом и музыкальным совершенством.
В.Г. Брандт не признавал шаблонного подхода к обучению. Он безошибочно определял звуковые и психологические данные ученика и в зависимости от этого строил свои занятия. На уроки ученики должны были приходить со свежими губами, не утомленные, при этом условии можно определить дальнейшее направление занятий.
И «34 оркестровых этюда», и «Последние этюды», как известно, написаны без аккомпанемента, но на уроках Василий Георгиевич аккомпанировал все этюды на рояле. Это также относилось и к «14 характерным этюдам» Ж. Арбана. Возможно, это были и импровизации, но это очень оживляло урок, заставляло учеников относиться к этюдам как к концертной музыке, а также приучало к игре в ансамбле. Приходится сожалеть, что аккомпанементы остались незаписанными и не сохранились (хотя сегодня довольно много аккомпанементов издано разными авторами). Вообще Брандт любил сочинять импровизируя. Однажды, будучи дома у одного из своих учеников, Василий Георгиевич слушал бой настенных часов-курантов, отбивавших четыре звука в разной последовательности каждые четыре часа. На мгновенье задумавшись, Брандт сел за рояль и экспромтом сочинил небольшую пьесу на тему курантов.
Важнейшим качеством звука у всякого музыканта В.Г. Брандт считал благородство тембра и поэтому в первую очередь стремился развивать у учеников красивый звук на инструменте, предостерегая от чрезмерного увлечения предельно высокими нотами. Ничто так не портит звук, говорил Василий Георгиевич, как продолжительные занятия в высоком регистре, ибо от этого звук становится резким, вульгарным, приобретает неприятный тембр. По этой же причине он советовал с осторожностью относиться к занятиям вспомогательной атакой. Он рекомендовал заниматься двойным или тройным стаккато не более 10-15 минут в день, обычно в конце занятий, после чего обязательно советовал поиграть медленные мелодии в среднем регистре, а также играть «басовые нотки», т.е. педальные звуки. Сам же Брандт, обладавший блестящей техникой вспомогательной атаки и великолепным звуком, ежедневно много занимался вспомогательной атакой, как он называл, «всухую», т. е. без инструмента, гуляя по набережной или в парке, причем рекомендовал произносить слоги «ту-ку» без перерыва, как на выдохе, так и на вдохе. Василий Георгиевич был противником перестановки мундштука на губах и если экспериментировал, то делал это с большой осторожностью. Он считал, что режим изменения в постановке мундштука редко приводит к положительным результатам, а скорее наоборот - есть риск утратить то, что имеешь.
Для укрепления амбушюра и развития дыхания часть времени на каждом уроке он отводил проигрыванию своих вокализов или кантиленных пьес в медленном темпе, транспонируя их в разные тональности. Особенно полезными он считал исполнения выдержанных звуков в октавах, филированных звуках, а также рекомендовал «Ежедневные упражнения» А. Иогансона. В.Г, Брандт говорил: «Если вы хотите иметь форте фортиссимо, занимайтесь как можно больше пиано пианиссимо» (полная аналогия с его американским коллегой и современником Г. Кларком, хотя в то время они не слышали друг о друге).
Как рассказывал А.Т. Иванов, В.Г. Брандт был прекрасным человеком, чутким, добрым, аккуратным, любящим шутку. Своим ученикам он иногда говорил: «Настоящий оркестровый музыкант всегда должен иметь при себе карандаш, резинку и ...штопор».
В ноябре
До конца своей жизни В.Г. Брандт не оставил концертной деятельности, продолжал выступать и уже в годы советской власти в воинских частях, рабочих клубах, на предприятиях, в здании Народной аудитории (ныне кинотеатр «Ударник»), в Народном дворце (ныне Дом офицеров). Много внимания уделял В.Г. Брандт Народной консерватории и созданию красноармейских оркестров. Иногда всеми уважаемый профессор, пренебрегая так называемым «положением», не дождавшись двуколки с лошадью, шел пешком на завод «Этна», с одного конца города в другой, лишь бы не пропустить урока.
В Саратове В. Брандт жил сначала на Немецкой улице, на втором этаже здания кинотеатра «Гранд Мишель», а затем на улице Провиантской. Умер он 2 февраля
В сентябре
В рамках конкурса прошел и большой фестиваль трубы, в котором выступили «Десятка из Грассау» (Германия), «Вестерн Брасс-квинтет» Мичиганского университета (США), лауреат международных конкурсов «Волга Брасс-квинтет» (г. Ульяновск, Россия), трубачи Джойс Девис (США), Леонард Канделария (США), Макс Соммерхальдер (Германия), Андрей Иков (Москва), Виктор Кисниченко (Москва), Юрий Клушкин (Казахстан), Виталий Волков (Беларусь), Стефен Джонс (США), органист Рубин Абдуллин (Казань), пианисты Кэтрин Фоус (США), Тамаз Джегнарадзе (Саратов), Анатолий Скрипай (Саратов), Театр хоровой музыки, симфонический оркестр Саратовской филармонии, концертный оркестр духовых инструментов «Волга-Бэнд», сводный духовой оркестр Саратовского гарнизона. И не случайно, что председатель жюри конкурса профессор Т.А. Докшицер, подводя итоги, написал: «Никогда еще конкурс трубачей не превращался в такой большой праздник».
И, по-моему, не зря девизом конкурса имени В.Г, Брандта были избраны слова великого английского философа Ф. Бэкона: «Я всего лишь трубач и не участвую в битве. И наша труба зовет людей не к взаимным распрям, или сражениям, или битвам, а, наоборот, к тому, чтобы они, заключив мир между собой, объединенными силами встали на борьбу с природой, захватили штурмом ее неприступные укрепления и раздвинули границы человеческого могущества». Ради этого и прожил свою прекрасную жизнь выдающийся музыкант, отдавший ее служению России.